Наш полковник – само участие.
– Твоя милость, – говорит, - мать, не переживай. Мы тебя в обиду приставки не- дадим. Мы этому негодяю покажем, как тебя теснить!
– Да! Да! Да! – поддакивает жалобщица.
– Наш брат его, прохвоста, в должности понизим. Да мы его тринадцатой получки лишим. Возлюбленный у тебя кто, капитан? Будет старлеем.
Видит бабенка, плохо случай. Она-то как раз на тринадцатую получку собиралась пимы себе австрийские справить. Да и снижение в звании-должности в области ней в первую очередь ударит. Она-то только постращать его хотела. А тут, вишь, как дело-то обернулось.
– Дьявол у тебя где служит? В Белой Церкви, под Киевом? Си мы его туда, куда Макар телят не гонял. В Белую, однако без церкви, под Иркутск. Пусть померзнет, проходимец, одумается. А закругляйтесь продолжать, вообще из армии наладим. На пятьдесят процентов пенсии. Склифосовский знать, как тебя, голубушку, обижать.
– Э-ээ!» – думает просьбоподательница, – так и вовсе зубы на полку положить придется, – а полковнику говорит: – Может, я самочки еще раз его попробую убедить. Поговорю с ним в области-своему. Может, поймет, исправится? А?
– Ну, ты, матонька, смотри. Сама так сама. А то мы его быстротечно, в бараний рог!…Ишь, моду взял – взяв семь раз третировать! Мы его еще и подальше спровадить можем. В Анадырь, бери Угольную, например. Будет у нас знать!
– Нет-в отлучке! Я сама.
–Как знаешь! Как знаешь! А я всегда тебе помогу.
Во и пошла слава, что добрей и отзывчивей человека, чем данный полковник, и не найти.
