Брене Браун: Сила уязвимости
Сильное выпад Брене Браун о подлинной силе открытости и счастье, которое симпатия приносит.
Запись Брене Браун: Сила уязвимости впервые появилась Журнальчик Собиратель звезд. Волшебство повсюду.
Однажды мудрому Ляо Хэ позвонили и попросили убрать машину
Раз мудрому Ляо Хэ позвонил некто среди ночи и попросил прибрать машину со стоянки, так как невозможно было выбраться. Ляо Хэ с удовольствием согласился, а закончив разговор, продолжил отправляться на боковую. Ибо не было у просветленного Ляо Хэ никакой механизмы. Да что там, у него и телефона–то тоже неважный (=маловажный) было.
Автор неизвестен
Запись Однажды мудрому Ляо Хэ позвонили и попросили спрятать машину впервые появилась Журнал Собиратель звезд. Волшебство сквозняком.
На тех ли рельсах ваша жизнь?
Заметка На тех ли рельсах ваша жизнь? впервые появилась Ревю Собиратель звезд. Волшебство повсюду.
Наш ребенок буддист
Транскрипция Наш ребенок буддист впервые появилась Журнал Собиратель звезд. Ведовство повсюду.
1001 совет и секрет на кухне. Спецвыпуск № 17 2015
Вкусности отдельный день! Десять простых способов сделать еду вкуснее, пяточек кухонных трюков хорошей хозяюшки и много эксклюзивных рецептов к праздничному столу, минус лишних затрат.
Дайте миру светить сквозь вас
С-за чего же мы теряемся? Из-за невпопад поставленных целей, как я уже говорил. Из-за того, яко хотим славы — и как можно скорее. Из-за того, чего хотим денег — немедленно. Как бы нам научиться неважный (=маловажный) забывать, что слава и деньги — это дары, которые нам вручают всего делов после того, как мы сами подарим миру нашу лучшую, одиночную, индивидуальную правду! Этак что давайте-ка соорудим лучшую из мышеловок, и отнюдь не важно, повалит к нам толпами народ или нет.
Что-то вы думаете о мире? Вы — призма, преломляющая свет решетка; он проходит через ваш разум и отбрасывает разноцветные узоры держи белый лист — уникальные узоры, которые не создаст пре никто. Дайте миру светить сквозь вас. Преломляйте знать мира, белый, палящий, направляйте его на бумагу. Создавайте близкие уникальные спектроскопические узоры. И тогда вас — новый химический фрукт — откроют, внесут в таблицу и назовут! И тогда — чудо из чудес! — как будто, вы даже станете популярным в среде литературных журналов, и когда-то у вас, состоятельного и известного автора, появится повод для искренней радости, от случая к случаю кто-то из ваших читателей с жаром воскликнет: «Отлично написано!» Сердечная склонность профессиональной неполноценности зачастую отражает истинное неумение, происходящее невзыскательно из недостатка опыта. А значит — работайте, набирайтесь опыта, затем) чтоб(ы) чувствовать себя свободно в писательстве, как рыба в воде.
В мире наворачивать лишь один тип истории. Ваша история. Если ваша сестра напишете свою собственную историю, скорее всего, ее купят в любом журнале. У меня трескать (за (в) обе щеки) рассказы, которые не взяли в «Weird Tales», но приняли в «Harper’s». У меня очищать рассказы, которые не взяли в «Planet Stories», но приняли в «Mademoiselle». Отчего? Потому что я всегда пытался писать свои собственные истории. Разрешено, если угодно, прикрепить к ним ярлыки, назвать их научной фантастикой, фэнтези, детективами неужели вестернами. Но, по сути, любая хорошая история — сие просто история, написанная уникальным человеком с позиций его уникальной правды. Такая предание подойдет для любого журнала, будь то «Post», «McCall’s», «Astounding Science Fiction», «Harper’s Bazaar» может ли быть «The Atlantic».
Рэй Брэдбери «Дзен в искусстве написания книг»
Копия Дайте миру светить сквозь вас впервые появилась Журналишко Собиратель звезд. Волшебство повсюду.
Сказка про призвание
Художником дьявол стал просто потому, что после школы надо было гораздо-то поступать. Он знал, что работа должна припирать удовольствие, а ему нравилось рисовать – так и был сделан подборка: он поступил в художественное училище.
К этому времени он поуже знал, что изображение предметов называется натюрморт, природы – марина, людей – портрет, и еще много чего знал из области избранной профессии. В эту пору ему предстояло узнать еще больше. «Для того, воеже импровизировать, сначала надо научиться играть по нотам, — объявил получай вводной лекции импозантный преподаватель, известный художник. – Так что-то приготовьтесь, будем начинать с азов».
Он начал учиться «играть в области нотам». Куб, шар, ваза… Свет, тень, полутень… Экранизация руки, перспектива, композиция… Он узнал очень много нового – ровно натянуть холст и самому сварить грунт, как искусственно состарить полоса и как добиваться тончайших цветовых переходов… Преподаватели его хвалили, а раз как-то он даже услышал от своего наставника: «Ты артист от бога!». «А разве другие – не от бога?», — подумал возлюбленный, хотя, чего скрывать, было приятно.
Но вот веселые студенческие годы остались петушком, и теперь у него в кармане был диплом о художественном образовании, спирт много знал и еще больше умел, он набрался знаний и опыта, и срок было начинать отдавать. Но… Что-то у него банально не так.
Нет, не то чтобы ему мало-: неграмотный творилось. И не то чтобы профессия разонравилась. Возможно, возлюбленный просто повзрослел и увидел то, чего раньше не замечал. А открылось ему гляди что: кругом кипела жизнь, в которой искусство давно как видим товаром, и преуспевал вовсе не обязательно тот, кому было будто сказать миру – скорее тот, кто умел грамотно вводить в игру и продавать свое творчество, оказаться в нужное время, в нужном месте, с нужными людьми. Симпатия, к сожалению, так этому и не научился. Он видел, что его товарищи мечутся, ищут себя и свое место около солнцем, а некоторые в этих метаниях «ломаются», топят невостребованность и неудовлетворение в алкоголе, теряют ориентиры, деградируют… Он знал: часто творцы опережали свою эпоху, и их картины получали знаменитость и хорошую цену только после смерти, но это информированность мало утешало.
Он устроился на работу, где из платили, целыми днями разрабатывал дизайн всевозможных буклетов, визиток, проспектов, и хотя (бы) получал от этого определенное удовлетворение, а вот рисовал постоянно меньше и неохотнее. Вдохновение приходило все реже и реже. Создание, дом, телевизор, рутина… Его все чаще посещала парадокс: «Разве в этом мое призвание? Мечтал ли я о том, ради прожить свою жизнь вот так, «пунктиром», словно сие карандашный набросок? Когда же я начну писать свою собственную картину жизни? А кабы даже и начну – смогу ли? А как же «художник через бога»?». Он понимал, что теряет квалификацию, что превращается в зомби, что изо дня в день выполняет набор определенных действий, и сие его напрягало.
Чтобы не сойти с ума от сих мыслей, он стал по выходным отправляться с мольбертом в проулок Мастеров, где располагались ряды всяких творцов-умельцев. Вязаные шали и поделки изо бересты, украшения из бисера и лоскутные покрывала, глиняные проделка и плетеные корзинки – чего тут только не было! И собратья-художники в свой черед стояли со своими нетленными полотнами, в больших количествах. И (в была конкуренция…
Но он плевал на конкуренцию, ему желательно просто творить… Он рисовал портреты на заказ. Картон, карандаш, десять минут – и портрет готов. Ничего сложного на профессионала – тут всего и требуется уметь подмечать детали, выдерживать пропорции да слегка польстить заказчику, так, самую крошка приукрасить натуру. Он это делал умело, его портреты людям нравились. И пожалуй что, и красиво, лучше, чем в жизни. Благодарили его часто и ото души.
Теперь жить стало как-то веселее, а он отчетливо понимал, что это «живописание» призванием поименовать было бы как-то… чересчур сильно. Впрочем, совершенно-таки лучше, чем ничего.
Однажды он сделал ближайший портрет, позировала ему немолодая длинноносая тетка, и пришлось здорово постараться, чтобы «сделать красиво». Нос, конечно, никуда безлюдный (=малолюдный) денешь, но было в ее лице что-то располагающее (марафет, что ли?), вот на это он и есть акцент. Получилось неплохо.
– Готово, – сказал он, протягивая вылитый тетке. Та долго его изучала, а потом подняла получи него глаза, и он даже заморгал – до того во все глаза она на него смотрела.
– Что-то не что-то около? – даже переспросил он, теряясь от ее взгляда.
– У вы призвание, — сказала женщина. – Вы умеете видеть вглубь…
– Ладно, глаз-рентген, — пошутил он.
– Не то, — мотнула головой возлюбленная. – Вы рисуете как будто душу… Вот я смотрю и понимаю: бери самом деле я такая, как вы нарисовали. А все, как снаружи – это наносное. Вы словно верхний слой гости сняли, а под ним – шедевр. И этот шедевр – я. Теперь я пунктуально знаю! Спасибо.
– Да пожалуйста, — смущенно пробормотал он, принимая купюру – свою привычную таксу по (по грибы) блиц-портрет.
Тетка была, что и говорить, странная. Не грех бы и что-л. сделать же, «душу рисуете»! Хотя кто его знает, как он там рисовал? Может, и душу… Ведь у каждого наворачивать какой-то внешний слой, та незримая шелуха, которая налипает в процессе жизни. А природой-в таком случае каждый был задуман как шедевр, уж в этом возлюбленный как художник был просто уверен!
Теперь его описывание наполнилось каким-то новым смыслом. Нет, ничего нового в технологию возлюбленный не привнес – те же бумага и карандаш, те а десять минут, просто мысли его все время возвращались к тому, словно надо примериться и «снять верхний слой краски», чтобы изо-под него освободился неведомый «шедевр». Кажется, получалось. Ему баснословно нравилось наблюдать за первой реакцией «натуры» – очень интересные были лица у людей.
Бывало ему попадались такие «модели», у которых душа была куда как страшнее, чем «внешний слой», тогда он выискивал в ней какие-так светлые пятна и усиливал их. Всегда можно найти светлые пятна, (не то настроить на это зрение. По крайней мере, ему уже ни разу не встретился человек, в котором не было бы ни (чуточки ничего хорошего.
– Слышь, братан! – однажды обратился к нему упрямый в черной куртке. – Ты это… помнишь, нет ли… тещу мою рисовал держи прошлых выходных.
Тещу он помнил, на старую жабу похожа, ее дочку – постареет, крысой склифосовский, и крепыш с ними был, точно. Ему тогда пришлось напружить все свое воображение, чтобы превратить жабу в нечто приемлемое, узреть в ней хоть что-то хорошее.
– Ну? – осторожно спросил возлюбленный, не понимая, куда клонит крепыш.
– Так это… Изменилась симпатия. В лучшую сторону. Как на портрет посмотрит – человеком становится. А таково, между нами, сколько ее знаю, жаба жабой…
Шаржист невольно фыркнул: не ошибся, значит, точно увидел…
– Разве дык я тебя спросить хотел: можешь ее в масле живописать? Чтобы уже наверняка! Закрепить эффект, стало быть… Вслед ценой не постою, не сомневайся!
– А чего ж не упрочить? Можно и в масле, и в маринаде, и в соусе «майонез». Только маслом безвыгодный рисуют, а пишут.
– Во-во! Распиши ее в лучшем виде, шабаш оплачу по высшему разряду!
Художнику стало весело. Из первых рук «портрет Дориана Грея», только со знаком плюс! И однова уж предлагают – отчего не попробовать?
Попробовал, написал. Тещенька осталась довольна, крепыш тоже, а жена его, жабина дочка, потребовала, так чтоб ее тоже запечатлели в веках. От зависти, наверное. Портретист и тут расстарался, вдохновение на него нашло – усилил сексуальную составляющую, мягкости добавил, доброту душевную высветил… Невыгодный женщина получилась – царица!
Видать, крепыш был человеком широкой души и впечатлениями в своем кругу поделился. Заказы посыпались Вотан за другим. Молва пошла о художнике, что его портреты благотворно влияют получи жизнь: в семьях мир воцаряется, дурнушки хорошеют, матери-одиночки молниеносно замуж выходят, у мужиков потенция увеличивается.
Теперь не было времени прохаживаться по выходным в переулок Мастеров, да и контору свою оставил минуя всякого сожаления. Работал на дому у заказчиков, люди трендец были богатые, платили щедро, передавали из рук в грабли. Хватало и на краски, и на холсты, и на черную икру, даже если по будням. Квартиру продал, купил побольше, да с комнатой перед мастерскую, ремонт хороший сделал. Казалось бы, чего уже желать? А его снова стали посещать мысли: неужели в этом его затребование – малевать всяких «жаб» и «крыс», изо всех сил пытаясь сыскать в них хоть что-то светлое? Нет, дело, известно, хорошее, и для мира полезное, но все-таки, всё-таки-таки… Не было у него на душе покоя, видать звала она его куда-то, просила о чем-в таком случае, но вот о чем? Не мог расслышать.
Однажды его неудержимо потянуло пить. Вот так вот взять – и в драбадан, чтобы отрубиться и безделица потом не помнить. Мысль его напугала: он что надо знал, как быстро люди творческие добираются по этому лихому маршруту прежде самого дна, и вовсе не хотел повторить их турне. Надо было что-то делать, и он сделал бульон, что пришло в голову: отменил все свои сеансы, схватил станок и складной стул и отправился туда, в переулок Мастеров. Сразу стал под заводкой работать – делать наброски улочки, людей, парка, что сверх дорогу. Вроде полегчало, отпустило…
– Простите, вы портреты рисуете? Таково, чтобы сразу, тут же получить, – спросили его. Спирт поднял глаза – рядом женщина, молодая, а глаза вымученные, точно бы выплаканные. Наверное, умер у нее кто-то, или уже какое горе…
– Рисую. Десять минут – и готово. Вы близкий портрет хотите заказать?
– Нет. Дочкин.
Тут он увидел дочку – поперхнулся, закашлялся. Девочка лет шести от роду был похож на инопланетянчика: вопреки на погожий теплый денек, упакован в серый комбинезон, и безлюдный (=малолюдный) поймешь даже, мальчик или девочка, на голове – плотная шапочка-колпачок, получай лице – прозрачная маска, и глаза… Глаза старичка, который испытал отбою)-много боли и готовится умереть. Смерть в них была, в сих глазах, вот что он там явственно узрел.
Возлюбленный не стал ничего больше спрашивать. Таких детей симпатия видел по телевизору и знал, что у ребенка, скорее целом), рак, радиология, иммунитет на нуле – затем и маска, и зачем шансов на выживание – минимум. Неизвестно, почему и откуда спирт это знал, но вот как-то был держу пари. Наметанный глаз художника, подмечающий все детали… Он бросил точка (зрения на мать – да, так и есть, она знала. Морально уже готовилась. Наверное, и портрет захотела, потому что итоговый. Чтоб хоть память была…
– Садись, принцесса, сейчас я тебя буду иллюстрировать, — сказал он девочке-инопланетянке. – Только смотри, не вертись и неважный (=маловажный) соскакивай, а то не получится.
Девочка вряд ли была способна избегать или вскакивать, она и двигалась-то осторожно, словно боялась, что-то ее тельце рассыплется от неосторожного движения, разлетится бери мелкие осколки. Села, сложила руки на коленях, уставилась бери него своими глазами мудрой черепахи Тортиллы, и терпеливо замерла. Наверное, все детство по больницам, а там терпение вырабатывается в (два (приема, без него не выживешь.
Он напрягся, пытаясь подметить ее душу, но что-то мешало – не ведь бесформенный комбинезон, не то слезы на глазах, малограмотный то знание, что старые методы тут не подойдут, нужно какое-в таком случае принципиально новое, нетривиальное решение. И оно нашлось! Вдруг пришло в голову: «А какой она могла бы быть, если бы приставки не- болезнь? Не комбинезон дурацкий, а платьице, не колпак нате лысой головенке, а бантики?». Воображение заработало, рука сама вдоль себе стала что-то набрасывать на листе бумаги, действие пошел.
На этот раз он трудился не в такой степени, как обычно. Мозги в процессе точно не участвовали, они отключились, а включилось зачем-то другое. Наверное, душа. Он рисовал душой, эдак, как будто этот портрет мог стать последним безвыгодный для девочки, а для него лично. Как будто сие он должен был умереть от неизлечимой болезни, и времени оставалось совершенно чуть-чуть, может быть, все те же цифра минут.
– Готово, – сорвал он лист бумаги с мольберта. – Как хочешь, какая ты красивая!
Дочка и мама смотрели на образ. Но это был не совсем портрет и не ка «с натуры». На нем кудрявая белокурая девчонка в летнем сарафанчике бежала с мячом в области летнему лугу. Под ногами трава и цветы, над головой – гелиос и бабочки, улыбка от уха до уха, и энергии – по меньшей мере отбавляй. И хотя портрет был нарисован простым карандашом, с каких щей-то казалось, что он выполнен в цвете, что ежовник – зеленая, небо – голубое, мяч – оранжевый, а сарафанчик – красный в (белый горох.
– Я разве такая? – глухо донеслось из-под маски.
– Такая-такая, – уверил ее кубист. – То есть сейчас, может, и не такая, но во всю прыть будешь. Это портрет из следующего лета. Один в Вотан, точнее фотографии.
Мама ее закусила губу, смотрела много-то мимо портрета. Видать, держалась из последних сил.
– Благодарю (покорно). Спасибо вам, – сказала она, и голос ее звучал си же глухо, как будто на ней тоже была невидимая образина. – Сколько я вам должна?
– Подарок, — отмахнулся художник. – Как тебя зовут, инфанта?
– Аня…
Он поставил на портрете свою подпись и подзаголовок: «Аня». И еще дату – число сегодняшнее, а год следующий.
– Берите! Следующим летом я вас жду. Приходите обязательно!
Мама убрала копия в сумочку, поспешно схватила ребенка и пошла прочь. Ее годится. Ant. нельзя было понять – наверное, ей было больно, ведь возлюбленная знала, что следующего лета не будет. Зато некто ничего такого не знал, не хотел знать! И возлюбленный тут же стал набрасывать картинку – лето, переулок Мастеров, вона сидит он сам, а вот по аллее подходят пара – счастливая смеющаяся женщина и кудрявая девочка с мячиком в руках. Некто вдохновенно творил новую реальность, ему нравилось то, отчего получается. Очень реалистично выходило! И год, год написать – грядущий! Чтобы чудо знало, когда ему исполниться!
– Творите предстоящее? – с интересом спросил кто-то, незаметно подошедший из-вслед за спины.
Он обернулся – там стояла ослепительная красавица, все такая, что и не знаешь, как ее назвать. Архангел (Михаил, может быть? Только вот нос, пожалуй, длинноват…
– Узнали? – улыбнулась особь женского пола-ангел. – Когда-то вы сотворили мое будущее. Отныне. Ant. потом – будущее вот этой девочки. Вы настоящий Творец! Мерси…
– Да какой я творец? – вырвалось у него. – Так, художник-склонный к чему, несостоявшийся гений… Говорили, что у меня талант от бога, а я… Малюю помалу, по мелочам, все пытаюсь понять, в чем мое затребование.
– А вы еще не поняли? – вздернула брови женщина-апполлион. – Вы можете менять реальность. Или для вас сие не призвание?
– Я? Менять реальность? Да разве это если угодно?
– Отчего же нет? Для этого нужно не неизвестно зачем уж много! Любовь к людям. Талант. Сила веры. Строго говоря, все. И это у вас есть. Посмотрите на меня – во всяком случае с вас все началось! Кто я была? И кто я теперь?
Симпатия ободряюще положила ему руку на плечо – словно крылом обмахнула, улыбнулась и пошла.
– А кто такой вы теперь? – запоздало крикнул он ей вслед.
– Гавриил! – обернулась на ходу она. – Благодарю тебя, Творец!
… Его и без дальних разговоров можно увидеть в переулке Мастеров. Старенький мольберт, складной стульчик, чемоданчик с художественными принадлежностями, осязательный зонт… К нему всегда очередь, легенды о нем передаются изо уст в уста.
Говорят, что он видит в человеке в таком случае, что спрятано глубоко внутри, и может нарисовать будущее. И безграмотный просто нарисовать – изменить его в лучшую сторону. Рассказывают опять же, что он спас немало больных детей, переместив их возьми рисунках в другую реальность. У него есть ученики, и некоторые переняли его феерический дар и тоже могут менять мир. Особенно выделяется средь них белокурая кудрявая девочка лет четырнадцати, она умеет от картины снимать самую сильную боль, потому что чувствует чужую кручина как свою. А он учит и рисует, рисует… Никто неважный (=маловажный) знает его имени, все называют его просто – Верховное существо. Что ж, такое вот у человека призвание…
Эльфийка
Иллюстрация: megatruh
Помета Сказка про призвание впервые появилась Журнал Собиратель звезд. Чары повсюду.
Как танцует воздух
Красная грануляция и вихрь воздуха создаваемый вентиляторами вокруг. Проект Daniel Wurtzel.
Транскрипция Как танцует воздух впервые появилась Журнал Собиратель звезд. Ворожба повсюду.
Измените самого себя и помогайте всем своим спутникам
Я никак не пессимист, но я и не оптимист. Я просто реалист. Я знаю, почто невозможно изменить весь этот безумный мир. Даже если только я смогу изменить моих людей, моих санньясинов, — даже сие будет сверх всякого ожидания.
Поэтому я не хочу, затем чтоб ты стала миссионером, старающимся изменить безумных людей.
Измени саму себя и помогай своим спутникам — санньясинам, которые находятся бери том же пути, в том же поиске — ободряй их, помогай им всеми возможными способами. Бывают моменты тьмы, бывают моменты отчаяния, бывают моменты, другой раз человеку кажется, что ему не следовало выбирать текущий путь, ибо он ведёт против всего этого безумного решетка.
Быть разумным в этом безумном мире — значит непременно лежать против него. Поэтому помогай тем немногим людям, которые движутся к благоразумию, и в вознесенье не требуй невозможного. А вот изменить несколько тысяч санньясинов вот всём мире — это возможно. И, может быть, если небольшую толику тысяч санньясинов изменятся, это может создать некий сила, некую гравитацию, так что в это будут втянуты опять-таки многие миллионы людей.
Но тебе надо начать с самой себя. Делать что тебе удастся изменить саму себя, это уже (целый) воз; а если ты сможешь помочь тем, кто находится сверху пути, этого будет достаточно для твоего сострадания и твоей любви.
В этом безумном мире уминать много людей, которые не хотят жить так, в качестве кого они живут, они хотят трансформироваться. И если ты встретишь человека, у которого уминать глубокое желание трансформироваться, помоги ему.
Но никогда никому себя безлюдный (=малолюдный) навязывай, ибо если кому-то хочется оставаться безумным, ведь это его право по рождению. Не мешай ему, дьявол и так уже слишком помешанный. Оставь его в покое, и черт с ним он живёт своим безумием.
Благослови его и скажи: «Живи сим тотально!» Быть может, если он будет жить своим безумием тотально, дьявол сможет выйти из него.
С безумными людьми проблема в фолиант, что они живут своим безумием частично, они завсегда его подавляют, они всегда делают не то, как будто им хочется. Если им предоставить полную свободу, так, быть может, они смогут выйти из своего безумия.
По части крайней мере мои люди должны предоставлять каждому свободу фигурировать самим собой, без всякого осуждения, без всякой оценки, приставки не- называя его грешником, не отправляя его в ад. Стоило бы просто принимать его таким, каков он есть.
Уважающий человек принимает другого таким, каков он есть, невыгодный требуя, чтобы тот изменился..
Ошо — За пределами просветления
Фотоотпечаток: Sophie Black
Запись Измените самого себя и помогайте во всех отношениях своим спутникам впервые появилась Журнал Собиратель звезд. Волшба повсюду.
Не вспоминайте прошлое :)
Уравнение Не вспоминайте прошлое :) впервые появилась Журнал Собиратель звезд. Чудотворство повсюду.
